«А труп гуляет по земле
Гордо
Шуршит газетой, лазит в интернет
Радостно в магазин
Празднично на футбол
Ночью с женой в постель»
(«Танец для мёртвых»)
Библиотекарь читает Книгу Силы в заброшенном здании дома престарелых. И читальни несутся сквозь дни и планы... И томик «Капитала» Пикетти на коленях у парня в метро. И масодовские девочки на марксистском кружке изучают Книгу Памяти Мориса Корнфорта. Феномен Баадера-Майнхоф, ненавистная товарность и принятие Перово. Волны пролетариата набегают на холодные бетонные новостройки Новой Москвы. Их несёт в бурлящие мегаполисы вымирающая огромная территория страны. В которой царит обезлюдение и обессмысливание. У пролетариата нет времени и сил созидать свою культуру. Ведь деньги — это время, а их Время отняли. Оставив им лишь горстку сил не утонуть. Пытаясь себя воспроизвести. Море пролетариата набегает несущимися с окраин электричками, по которым идёт мужик в серой форме охранника. Плацкартными вагонами, вахтовым методом, свешивается с нар СИЗО, падает со строек, рушится осколками нуклеарной семьи, проваливается за черту бедности, закрывает кредит на холодильник. Накипью смутного времени стекает между общежитий, скребёт московский мёрзлый асфальт ковшом грейдера, умирает с курьерской сумкой на спине, оседает резервной армией труда в автомобили без колёс на ночных стоянках. Хранит свои причудливые устные традиции, бродит дервишем по торговым центрам, работает экструдерщиком, пытается искать свою судьбу в горячих точках.
Голос их автономных, пока разрозненных зон очень слабо слышен на фоне мерного гула двигателей Русского Империализма. Которые гонят их жизни к Насосу Прибыли.
Они не видят себя в отражении колышущихся мутной водой экранов окон хохочущей над ними искажённой реальности. Они каждый вечер садятся в машину времени, одурманивая свой разум, чтобы скорее наступило завтра...
Пласт людей, которых списали, бродит, как привидения. Они закручены плёнкой жизненных обстоятельств и сложены как штабеля на складе. Оттуда ещё ничего не транслируется, но там возник определённый потенциал. Они жаждут своего смысла, а культура — это прежде всего выражение смыслов. Не отточенность формы, не вычурность, не кривляние гальванизированного трупа, к которому подвели электроды.
Мы остаёмся здесь — не наблюдать, а участвовать.